– По-моему, вы и так уже выскребли всю бочку до дна, Бен. Если у вас нет ничего…

И тут я услышал, как раздался писклявый неясный голосок мыслей О'Лири, думающего о чем-то. Различить четко его голос я еще не мог, но, сделав вид, будто справляюсь в своих записях, для чего наклонился вперед, я сконцентрировал свое внимание на мысли О'Лири и перестал слушать болтовню Кантора.

«Айра Хованиан, – напряженно думал О'Лири. – Черт возьми, если Хованиан начнет болтать…»

– Да, Брюс, – будто между прочим заметил я. – Может, ваш клиент поведает нам кое-что об Аире Хованиане.

Кантор нахмурился, выказывая недовольство, и буркнул:

– Не знаю, что вы там…

Но тут О'Лири вдруг схватил его за руку и горячо зашептал ему в ухо. Кантор недоуменно взглянул на меня, резко повернулся к своему клиенту и что-то прошептал ему в ответ.

Я опять сделал вид, будто мне нужно кое о чем справиться с записями, вытянул шею и начал внимательно прислушиваться, но в этот момент Корнстейн легонько похлопал меня по плечу и тихонько зашептал:

– А какое отношение имеет Айра Хованиан ко всему этому делу? Да каким образом вы вообще прознали про него?

– А кто это такой? – быстро спросил я.

– Вы не знаете?..

– Скажите мне сейчас же.

– Да это один парень, он уволился из моей компании месяца за два до запуска «Спейстрона» в производство. Отъявленный скандалист.

– Как это?

– Мне жаль этого дубину. Он утратил остатки совести и стал вымогать черт-те что. Догадываюсь, что подыскал себе где-то работенку получше, ну а если остался бы, то сейчас бы разбогател.

– Он что, продавал секреты производства?

– Кто? Айра? Да он нуль без палочки.

– Послушайте, – терпеливо объяснял я. – О'Лири знает его преотлично. Он что-то значит для него.

– Вы раньше ничего не говорили…

– Мне о нем стало известно лишь на днях, – пояснил я. – Ну хорошо, дайте мне подумать минутку.

И с этими словами я отодвинулся от Корнстейна и прикинулся, будто глубоко изучаю записи в желтом блокноте. А в нескольких футах от меня сидели и о чем-то оживленно перешептывались наши ответчики.

«…Украл работающий прототип из сейфа. Он вызнал шифр замка. Продал мне за двадцать пять тысяч баксов сразу и сотню тысяч потом, когда начнем получать прибыли».

Я быстро схватил блокнот и продолжал внимательно прислушиваться, но голос мыслей затих. О'Лири сидел, улыбаясь, притворяясь беззаботным, и мысли его теперь текли спокойно, а стало быть, не выдавали ни звука.

Я уж собрался было опять повернуться к Корнстейну и спросить его о чем-то, как вдруг «услышал» другую волну мыслей.

«…Гори он синим пламенем. Какого черта он собирается что-то доказывать? Сам же совершил преступление, верно ведь? Итак, к кому он намерен обратиться теперь?»

Теперь уже Кантор повернулся ко мне и предложил:

– Давайте встретимся снова денька через два. Мы и так сегодня засиделись.

Несколько секунд я раздумывал, а затем ответил:

– Если вы вместе с клиентом предпочитаете закончить сегодня, ну что ж – очень хорошо. Нам ведь тоже понадобится время, чтобы запросить у мистера Хованиана кое-какие подробности. Он и так уже представил нам довольно любопытную информацию касательно рабочей модели «Спейстрона» и сейфа в помещении компании.

Кантор, по всему было видно, был вполне удовлетворен предложением. Он опустил ногу с колена, затем опять закинул ее на колено и нервно затеребил свой подбородок.

– Видите ли, – сказал он несколько повышенным тоном, – вы блефуете. Но давайте лучше не отнимать друг у друга драгоценное время. Если вы намерены добиться хотя бы справедливых условий, то в интересах моего клиента я предлагаю оставить у него все программы, мы тем временем подготовимся к…

– Четыре с половиной миллиона, – перебил я Кантора.

– Что-что? – открыл он от изумления рот.

Я встал и протянул, как бы на прощание, руку:

– Ну, что ж, джентльмены, у меня есть кое-какие свидетельские показания. Поскольку вы оба знаете о тяжком преступлении и умышленно скрываете его от прокурорского надзора, то, думаю, из всего этого затеется интересный судебный процесс. Благодарю вас за то, что любезно согласились прийти сюда.

– Подождите секундочку, – тяжело выдохнул Кантор. – Мы можем прийти к согласию…

– Четыре с половиной миллиона, – повторил я.

– Да вы с ума спятили!

– Джентльмены, – укоризненно увещевал я.

Оба клиента, О'Лири и Корнстейн, в изумлении молча вытаращили на меня глаза, как будто я свихнулся, снял с себя штаны и лихо заплясал на письменном столе.

– Господи! – только и смог вымолвить Корнстейн.

– Давайте… ну давайте потолкуем, – сдался Кантор.

– Хорошо, – согласился я и присел. – Давайте потолкуем.

Переговоры наши длились сорок пять минут. Фрэнк О'Лири согласился выплатить четыре миллиона двести пятьдесят тысяч долларов единовременно в течение трех месяцев при условии, что дискетки с компьютерными программами «Спейстайм» отныне больше не будут поступать в продажу.

Незадолго до перерыва на ленч О'Лири и Кантор в расстройстве покинули мой офис. Мел Корнстейн же, прослезившись, крепко обнял меня, щедро отблагодарил и ушел, впервые за последние месяцы сияя, как надраенный металлический доллар.

Оставшись один в своем кабинете, я сидел, не обращая внимания на телефонные звонки и совершая великолепные броски в электронное кольцо, после которых раздавался металлический голос судьи: «Очко!», сопровождаемый неистовым восторженным ревом бостонских болельщиков. А я, как последний идиот, глупо улыбался самому себе и задавался вопросом, сколько еще мне будет так везти. Как оказалось впоследствии, безмятежное везение длилось всего один день.

15

Как оказалось, я совершил элементарнейшую ошибку, присущую начинающим разведчикам, – не принял мер против возможной слежки.

Проблема заключалась в том, что я утратил выдержку. Мир для меня перевернулся вверх ногами. Общепринятые закономерности моей степенной, размеренной жизни адвоката больше никак к нему не подходили. Мы идем по жизни бездумно, механически, работаем и выполняем свои обязанности, будто с шорами на глазах. А теперь шоры с меня в одно мгновение слетели, разве я мог в таком состоянии сохранить прежнюю бдительность?

Я ушел с работы пораньше, чтобы заскочить кое-куда, а потом уже пойти домой. Подошел пустой лифт – было еще рано для часа пик, – я вошел. Мне мучительно хотелось поговорить с кем-нибудь, но с кем я могу пообщаться? С Молли? Да она сразу же вообразит, что я уже дошел до ручки. Как все врачи, мыслила она слишком рационально. Конечно же, я расскажу ей все в свое время – но когда?

А что, если поговорить с другом Айком? Что ж, это можно, но опять-таки пока рисковать не стоит и рассказывать ему не время.

Опустившись на два этажа, лифт остановился – вошла молодая женщина, высокая, рыжеволосая, с наведенными тенями вокруг глаз, несколько полноватая, но фигуристая, шелковая блузка на ней красиво облегала высокую грудь. Мы стояли и молчали, как обычно молчат в лифте незнакомые люди, очутившиеся в металлической коробке вблизи друг от друга. Она казалась чем-то встревоженной. Оба мы внимательно смотрели, как на табло меняются цифры, у меня к тому времени, слава Богу, боль в висках совсем прошла.

Я задумался было о Молли, как вдруг «услышал» голос мыслей едущей со мной в лифте женщины: «А какой же, интересно, он в постели?»

Инстинктивно я посмотрел на нее, дабы убедиться, а не говорит ли она вслух? На какое-то мгновение мой взгляд встретился с ее, но она тут же отвела глаза и снова стала следить за мелькающими цифрами на табло над дверью.

Я еще более напрягся и разобрал: «Недурной остолоп. Наверное, довольно крепкий малый. Похож на адвоката – значит, крайне строгий и нудный тип, но от одной почки кто же удержится».

Я опять посмотрел на нее – и на этот раз встретил ее мимолетный взгляд, но на секундочку подольше.